Проснулся я только рано утром от страшной суматохи. Оказывается проводник нас поздно разбудила. Девкам ещё надо успеть в туалет на утренние процедуры. Мне в туалет было не так обязательно, хотя поссать конечно бы не мешало. Они впрочем успели, а я нет.

Потом был переход на вокзал, ожидание, один автобус, за тем снова ждали, потом другой. Это меня не напрягало – я люблю дорогу. Но потом были 7 километров пёха от развилки, и это утомило как никогда. Девчата ещё попеременно втроём несли две их сумки, а мне как мужчине пришлось нашу со Светкой сумку самую полную нести всю дорогу одному. Кроме того, дорога, как мне показалось, всё время шла в гору. Я до этого никогда не видел горы, но это по – моему были лишь большие холмы. Проселок каждый раз огибал их, на крутизну нам было не лезть, но всё равно было тяжело. Всю дорогу светило солнце и было очень жарко. Хорошо что с собой газ – воды у нас было много, но она нагрелась и была противно тёплой. Футболка и на мне и на девчатах били хоть выжимай. На хутор мы подошли уже в начале седьмого вечера.

Хутор был всего в шесть домов, три с одной стороны и три с другой. Наш дом – последний. Бабушка Наташи, тоже Александра, от неожиданной радости даже выронила что – то из рук. На вид ей было шестьдесят с небольшим лет. Лицо было очень добрым и чуточку казалось с весёло озорным прищуром, так редко встречающимся уже в этом возрасте. Она с интересом рассматривала нас и расспрашивала Наталью о дороге. Затем баба Шура быстро собрала на стол ужинать во дворе под навесом. Сама она уже поела до нас, поэтому присев на край лавки, рассказывала нам об проишествиях за последнее время на хуторе – умерла соседка напротив – старая бабка Лида, кто куда уехал, продав дом "за три гривны", вроде бы под летнюю дачу. С нашей стороны улицы жилой только наш дом и с другой – два наискосок. Там живут: в одном баба Надя – 73 года, а в первом сначала хутора – одинокий турок – месхетинец – отшельником и про него почти ничего не известно, так как он предпочитает просто молчать – вроде бы жил он здесь еще до войны, ребёнком в своей семье. Из дачников ни кто в хутор уже два года не приезжал, а по понедельникам и четвергам приезжает коммерсант: привозит хлеб и другие товары на заказ. Спрашивала она у Наташи про родителей и не собираются они ли тоже приехать. О муже Натальи. И о всякой – всякой чепухе о которой положено спрашивать при встрече родственников. Ей приятно было выговорится гостям. А мы медленно ели, тем более от усталости есть совсем не хотелось, что расстраивали бабу Шуру. Хотелось спать.

– Баб Шур, нам бы помыться и спать в постель побыстрей, а то вон Сашка прямо за столом заснёт, – спросила Наташа, – встали рано и весь день в дороге.

– Да, да дорогие мои! Веди Наташа девчат в летний душ. Не забыла где? А я пока разберу вам постели.

Летний душ был в конце дома со стороны половины для дачников с отдельным входом. Взади дома был небольшой сад, в основном из абрикосов и с беседкой, а после невысокого заборчика находился заброшенный заросший виноградник. Заброшенные виноградники были почти по всей дороге к хутору.

Хотя сказали идти в душ вроде как девчатам, но я с усталости себя от девчат уже не отличал. Поэтому первый побрёл за Наташей. Как только баба Шура зашла в дом, уже не стесняясь, я снял футболку и шорты, бросил их на лавку рядом с домом и первым встал под одну из двух леек. Рядом со мной залезла мыться Наташа. Ей ещё хватало сил помыть мне спину и даже пощупать меня за попу. Но меня это уже совсем не возбуждало. Да и Светка с Настей на это тоже не обращали внимание, не смотря на то, что душ спереди был просто открытым. Сполоснувшись стало легче. Я попросил Светку достать мне трусы, но Наташа возразила, что стесняться нечего и я не стал спорить, а просто так сел на лавку напротив душа. За нами купались Настя и Светка, а Наташа, как была голышом пошла в дом помогать бабушке. Девчонки уже вышли из душа и вытирались перед ним и передо мною, когда Наташа и её бабушка вышли на крыльцо из половины для гостей.

– Вы что же девчата, даже хлопца стесняться не будете? Так и будете ходить при парне голышом? – удивлённо – растеренно, всплеснув руками, спросила баба Шура.

– А что его стесняться, баб Шур – ответила весело Настя – он ещё маленький.

Бабуля посмотрела на меня и видимо не обнаружив волос на лобке, удовлетворилась ответом Насти. Как оказалось, год назад Наташа уже привозила с собой отдыхать сюда Настю, и девчонки тогда часто ходили по двору с утра или вечером голыми.

– Ну пойдемте я покажу вам постели – позвала бабуля.

Мы зашли в нашу половину дома. Это оказалась одна достаточно большая комната. Напротив двери стояла одна полутороспальняя кровать, рядом шкаф для одежды и две тумбочки. Перед одним, но большим окном стоял стол с тремя стульями, а по одной стене висело большое во весь рост зеркало и была одна кровать, по другую стену, та которая с окном, стояла другая кровать. Другие кровати были односпальными. Вся мебель была конечно старой, несовременной – я уже такую не помню, но качественной – видно, что её почти не пользовались. Это создавало какой – то особенный уют в комнате. Особенно уютно, когда хочешь спать и видишь перед собою чистую постель. Бабульку снова озадачило, как девчата будут спать с хлопцем, а я настолько хотел в постель, что автоматически прошёл к полутороспальней кровати и лёг, даже не снимая одеяла поверх его. Я не задумываясь был уверен, что спать разумеется мы будем с Наташкой. И заснул я, кажется, раньше, чем голова коснулась подушки.

Проснулся я среди ночи, конечно с Наташкой, от того что хотелось сикать. Надо было идти во двор, но вечером я так не узнал, где туалет, так как поссал, принимая душ. Пришлось разбудить Наташу. Она просто пошла со мной во двор, что бы показать туалет и заодно самой посикать. Одеваться мы не стали: во первых тепло на улице, не смотря на ночь, а во вторых – не хотели будить других поиском в темноте своей одежды. Да и стесняться друг друга мы совсем уже перестали – как ни как третью ночь спим вместе. Туалет оказался в конце сада. В сад попадало немного света от единственного на хутор уличного фонаря в центре его, так что идти было не темно. В своё время дед Наташи строил туалет тоже для дачников, поэтому он был из кирпича, внутри с освещением, выложен кафелем и имел два унитаза, как и положено умывальник и что совсем неожиданно между унитазов стояло биде. Я стал сикать в один из унитазов. Наташа подошла сзади и взяла меня за пенис. "Давай я подержу нашего петушка, что б ему приятно было сикать" – сказала Наташка. Второй рукой она гладила мне попу. От таких ласк пенис стал быстро вставать, но я всё – таки досикал до конца. Я подошёл к умывальнику и помыл уже полностью вставший член. "Подожди меня, я тоже пописаю", – попросила Наталья и села сикать на другой унитаз. Потом она пристроилась на биде и стала мыть после туалета промежность. Она совсем не стеснялась меня, как будто я был тоже девчонкой: мыла себя хорошо с мылом. А я остолбеневший, с стоячим почти вертикально членом смотрел на бесстыжую девчонку с восторгом. Сердце готово было выскочить из груди. Я не много вообще видел голых девок, если не считать конечно компьютер, а тут вживую, так близко, да ещё такую красивую. Закончив процедуру подмывания, она вытерла себя и выбросила в ведро бумажное полотенце. Подойдя ко мне, она взяла меня легонько за пенис, легонько потянула его к себе. "Пойдём, Саша. " И уже взяв мене за руку, повела из туалета. Проходя домой мимо беседки сада, она на секунду остановилась и потянула за руку в беседку: "Пойдём" – пригласила она. Мы вошли в беседку. Наталья села попой на край стола, раздвинула ноги и за ягодицы притянула меня к себе. Мы, прижавшись к друг к другу, стали целоваться в засос. Я чувствовал её выпирающие чуть – чуть груди, а членом низ живота. Из пениса обильно выделялась смазка и он легко скользил по животу Наташи. Закончив поцелуй, Наташа легла спиной на стол, задрала на него ноги, широко раздвинув их, рукой взяла мой пенис и направила его к себе в лоно. Я знал что делать: я продвинулся вперёд и мой член вошёл к ней в вагину. Я начал движения, "простые движения". Она помогала мне, придерживая руками меня за бёдра и регулируя темп и амплитуду. Чувства переполняли меня от восторга. Я по настоящему на самом деле ебу замечательную взрослую девчонку. И ощущения совсем другие – не то, что суходрочка, а член двигается в живом мягком тёплом девичьем теле. Смазки в девчонке выделялось тоже очень много – наверное она тоже очень хотела трахаться. Постепенно я увеличивал темп, придерживая её за попу, член практически полностью выходил и снова до конца входил в неё, в пизду – вертелось в голове у меня грубое слово. А знал, что и она в идеале должна получить оргазм, поэтому старался сдерживать себя. Но не всё было в моих силах. Девкам ведь нужно дольше, что бы кончить. А я уже не мог и ещё более усилив темп кончил в Наташку. Не знаю как я устоял тогда на ногах и как не закричал. Мой первый оргазм с девчонкой был как многое из первых незабываемо сильным. Меня било наверное с минуту, если не больше. В конце я просто прилёг на Наташу, не вынимая член, трогал, почти мял её грудь. Когда я встал с неё она тоже встала со стола и положила вместо себя меня. Она ртом тщательно вылизала мой член. Я приходил в себя после оргазма и член заметно обмяк. За руки Наташа подняла меня и снова легла на стол в свою прежнюю позу.

– Полижи мне пожалуйста вагину, – попросила она.

В этом я не нашёл ничего не логичного и с удовольствием принялся вылизывать её промежность: обильные соки девчонки в смеси со своей собственной спермой были удивительно вкусны. Языком я вылизывал её половые губы, искал клитор, старался глубже проникнуть внутрь. Губами старался полностью высосать из неё весь сок. Спермы уже не было, но её выделений по – прежнему хватало. Это нравилось и ей. Руками она легонько прижимала мою голову к себе и всё больше при этом ёрзала. Я понял, что она сейчас тоже кончит и поэтому усилил темп. Оргазм не заставил себя долго ждать. Она сильно задёргалась к конвульсиях и сильнее прижала мою голову себе в промежность. Я по прежнему работал языком. Её оргазм длился не меньше моего и это меня тоже восхищало.

Мы присели на лавку беседки.

– Ты первый раз ебёшься с девчонкой? – тихо спросила спустя некоторое время Наташа.

– Первый, – честно признался я.

– Классно, Сашка, – как бы поблагодарила Наташа, – ну пошли дальше спать, пока нас не хватились. – она снова легонько потянула меня сначала за уже начинающий твердеть член, но после взяла за руку и мы пошли в дом.

В ту ночь мы впервые заснули в обнимку.

4374 0 10538 +8.28

Через пять минут, когда мы все втроем, тяжело дыша, вытянулись на кровати, отдыхая, раздался настойчивый стук в дверь.

Ну их... - решил я.

Катька наверное. . - предположила мама.

Нин. . а Нин! Открывай! Костик! Вы тут!?

Нафиг... - посоветовал я.

Мама встала.

Ты куда? - удивился я. Не в таком же виде она открыть собирается?

Лежите-лежите... - успокоила меня мама - Я в душ, подмыться... Ох! - она покачнулась, схватившись за стенку. - Ноги не держат. Совсем вы меня затрахали.

Мы проводили ее взглядами, полюбовавшись тугими ягодицами в белых потеках. Полежав еще немного, Олжас тронул меня за руку и взглядом показал на снова приподнявшийся член. У меня наблюдалось то же самое. Поглядев друг на друга, мы одновременно поднялись и тоже направились в душ.

Мама стояла под теплыми струями, водя по покрытому пеной телу руками. Я забрался к ней, прижимаясь спереди и стараясь втиснуться между слегка расставленных ног.

Костик, может хватит на сегодня? - спросила она, ловя рукой болтающийся член.

Я присел, подхватывая маму под колени. Сзади ее поддерживал под ягодицы Олжас. Приподняв не сопротивляющуюся женщину мы осторожно опустили ее на мой член. Мамины ноги скрестились у меня за спиной а руки обвили шею.

Хорошо-о-о-о... - прошептала она, чувствуя как упругий стержень заполняет влагалище.

Тем временем Олжас, за неимением другой смазки обильно полил член жидким мылом и приподняв тяжелые ягодицы подставил член к анусу. Стоило только ему убрать руки как мама сама съехала вниз, надеваясь попой на его толстую, толще моей, дубину.

О-о-о-о. .! - оценила она размер растянувшего попу члена - Костик, скажи ему чтобы осторожно...

Олжас и без этого двигался очень неторопливо. Вернее, мы стояли не шевелясь, просто поднимая и опуская маму. Она покорно скользила вверх-вниз по двум напряженным столбам, непроизвольно вскрикивая в самой нижней точке, полностью одетая на них обеими дырочками. Ближе к концу мы не выдержали такого неторопливого траханья. Сначала Олжас остановился, прижал ее к себе, а я в бешеном темпе трахал висящую на его члене маму. Затем она повисла уже на мне, а Олжас торопливо гонял свою елду в ее попке, взбивая вокруг ануса мыльную пену.

Кончив, мы наконец опустили ее на пол. Мамины ноги подогнулись и она чуть не упала. Пришлось самим вымыть ее, уделяя особое внимание промежности с вытекающей отовсюду спермой и перенести на кровать.

Ну вы мне и задали... - охала она - Завтра все болеть будет... Остался ты, Костик, без секса дня на три...

Ерунда. - возразил Олжас. - Мы завтра к моей пойдем. А послезавтра, если и моя не сможет, к Серегиной...

Вы и Сережину трахаете? - округлила глаза мама.

А сами-то вы сможете? Боюсь, вас на столько женщин не хватит...

Вместо ответа Олжас продемонстрировал поднимающийся член. Затем протянул руку маме между ног.

Что, опять? - возмутилась она.

Ага. - покивал Олжас, разворачивая ее к себе задом.

Когда ж вы угомонитесь... . - мама встала раком.

Ее ноги разьехались в стороны, губки разошлись, демонстрируя незакрывшуюся дырочку. Олжас одним ударом загнал туда член, заставив маму ахнуть. Она шевельнулась, положила голову на сложенные перед собой руки и предоставила Олжасу оба отверстия в полное распоряжение. Разглядывая их, я тоже почувствовал знакомое шевеление в паху, хотя и думал, что выбрал все лимиты на сегодня. Подрачивая твердеющий орган, я начал прикидывать как бы мне поторопить друга, да так чтобы он не обиделся. Впрочем, что-то мне подсказывало что теперь трахать маму мы будем часто и помногу, особенно если учитывать возможное участие Сереги, а может даже и его отца, а потому можно никуда не спешить.

А ты у нас уже большой мальчик

Я уже закончил седьмой класс, и мне уже скоро исполнится 14 лет. Большая часть июня уже проходит. Во дворе друзья разъехались на каникулы. А главное в деревню родители отправили Дениса - моего лучшего друга как по двору, так и по школе. Он учится в параллельном классе нашей школы. Двор наш небольшой и сверстников в нём у нас больше нет. С Денисом мы всегда ходим в соседский двор двух больших девятиэтажек. Но сейчас народа и там не много. Хотя там мы всё равно всегда своими никогда не были. Поэтому скукатища страшная.

У меня сестра - старшая - Светка. Ей скоро исполнится уже 18 лет. У неё свои дела и интересы. Конечно мы с ней не чужие, но сказать что не разлей вода, тоже не скажешь. Она заканчивает первый курс экономического факультета университета. В школе у неё всегда было хорошо с точными предметами, особенно с математикой. Но девчонки на технические специальности почему то не поступают. Я тоже хорошо учусь. Правда у меня любимый предмет - физика. И поступать я обязательно буду или на машиностроение или на радиотехнику, там будет видно. Она красивая. Блондинка, повыше меня на пол головы и фигурка то что надо. Вот бы её увидеть голышом. А так лишь один раз её недавно видел случайно в одних трусиках. Мне понравилось. Мы живём в разных комнатах. Мать выходила от неё, а я проходил мимо дверей. А раньше я наверное был просто маленький и меня это не интересовало. Сейчас сестре не до меня - заканчивает сессию. Надоело всё: слоняться без дела, компьютер, телек. Даже дрочить уже неохота. Дрочить меня научил Дениска. Как то раз мы разговаривали об этом, и он очень удивился, что я ещё не дрочу. "Это ненормально, все парни уже дрочат - попробуй" - сказал он. Мне понравилось. Дениса это тоже успокоило. Потом мы даже несколько раз дрочили вместе у него. Конечно это ещё больший кайф. Один раз он дрочил мне. Было просто здорово - меня всего трясло. Тогда я кончил на него. Он размазал мою сперму по груди, повалил меня на диван, лёг на меня сверху и мы целовались. Не знаю почему, но потом мне было стыдно. Потом я об этом не думал. Я тоже дрочил уму. В начале лета он предлагал посасать друг у друга, но я испугался. Сейчас Дениса нет и я жалею об этом. Когда особенно тошно, я даже представляю, как сосу у Дениса и ругаю в душе самого себя, что дурак не согласился. Дениски не будет наверное до конца лета.

Светке остался последний экзамен. Вчера за ужином Светка сказала родителям, что её подруга Наташа пригласила после экзаменов на три недели в Крым, к её бабушке. Если Светку отпустят, то они троём - ещё Настя - эту девчонку я видел несколько раз - она учится вместе в универе - поедут в Крым. Родители решили, что сестра уже достаточно взрослая, чтобы ехать и разрешили. Услышав такое, я тоже попросился. Идея понравилась родокам - только Светка в восторг от этого не пришла. Однако мать обязала её спросить об этом у подруги, аргументировав это тем, что когда одни девчонки - это один разврат. Сестра обиделась: "там и парней то не предполагается, хутор маленький - всего пять или шесть домов, как говорила Наташа, причём один не жилой и хутор не у моря. До моря почти шесть километров на велосипеде по тропинке, да ещё спускаться с горы".

84

С самого первого дня рождения новорожденный на руках у мамы проводит много времени. Это, конечно, нормально, ведь объятья матери и ее ребенка укрепляют эмоциональную связь между ними, что в воспитании очень важно.

Младенец устал, расстроен сильно, не может заснуть, вредничает, и мы спешим его брать на ручки, чтобы успокоить, помочь уснуть. Однако по мере его взросления нередко встает проблема, как отучить ребенка от рук . Ведь одно дело, когда на ручки просится грудничок, едва научившийся ползать, а другое дело, когда этот малыш уже второй год ходит в садик.

Малыши давят на жалость

Единственно правильной стратегии поведения, которая поможет отучить от рук ребенка, нет как таковой. Дети часто берут криками, слезами, истериками, и родительские сердца не выдерживают давления . Сначала малыш делает это неосознанно, но по мере взросления понимает, что если сильно покричать или поплакать, можно добиться желаемого. И такую же стратегию он будет применять, чтобы ему купили понравившуюся игрушку, шоколадку, в общем, исполнили его детскую прихоть.

Сделайте так, чтобы ребенку было неудобно

Попробуйте брать на руки ребенка таким образом, чтобы ему неудобно было самому . Конечно, ему это не понравится, но вам-то это и нужно как раз. Не понравится ему на ручках в первый раз, не понравится во второй, а через какое-то время он, возможно, больше и не будет на руки проситься , поймет, что от этого только неудобства.

Не сравнивайте малыша

Если ребенок плачет, вы его погладьте по головке, пожалейте, обнимите, скажите несколько нежных слов, но на руки ни в коем случае не берите . Терпеливо и спокойно объясняйте малышу, что он уже большой , что вам тяжело стало его носить. Только не ставьте в пример других детей, мол, они в его возрасте преспокойно сами ходят и не просятся на руки. Ребенок в таком случае назло окружающим и вам будет проситься на руки.

На руки брать нужно с умом

Нельзя просто так взять и перестать брать ребенка на руки, лучше делать это только тогда, когда на то есть веские причины . Не берите малыша на руки, если он капризничает или похныкивает в кровати в то время, когда ему нужно спать. Заснет он, нужно просто подождать, потерпеть . Если же при малейшем подозрении на крик ребенка брать на руки, он, конечно, будет успокаиваться, но вскоре поймет, что стоит ему только начать плакать, и его тут же возьмут на ручки.

Как бы ни шел процесс отучивания ребенка от рук, будьте терпеливыми и сдержанными , и тогда принимаемые вами меры дадут эффект, избавив вас и других членов вашей семьи от проблемы.

Костюков Леонид

«...Ты уже большой мальчик»

Побеги

Я трижды сбегал из семьи. Первый раз был откровенно анекдотический. Мне было года три или четыре, я воспользовался суматохой на прибалтийском пляже, какой-то оживленной перебранкой между мамой и бабушкой и ушел. Я помню бесконечный пляж, состоящий из повторов. Одни и те же песок, вода, волейболисты, улочки, уходящие вправо. Если бы я и захотел вернуться, то не смог бы. Но я не хотел. Огромный, хоть и однообразный, мир пьянил и захватывал.

Мама и бабушка нашли меня на какой-то эстраде кривляющимся перед благодарными курортниками. Их радость оказалась настолько сильной, что меня даже не наказали. Наверное, понимали, что сами были виноваты. Второй побег впечатлял географически. Мне было пять лет, и я отдыхал с отцом на даче его взрослой дочери, моей единокровной сестры. И мой трехлетний племянник сказал:

– Это моя дача.

– Ну и пожалуйста, – ответил я и ушел.

Я тогда уже бегло читал, прекрасно помнил свой адрес и знал, как куда ехать. До станции надо было идти около получаса. В ожидании электрички я остыл, на племянника уже не сердился, но обратно идти было глупо. Без приключений я доехал до Киевского вокзала и вежливо спросил у какой-то тети семь копеек – пять на метро и две на телефон-автомат, позвонить маме. Меня сегодняшнего очень насторожило бы, что пятилетний малыш одиноко шагает вдоль шоссе или усаживается в электричку. Но тогда мир был куда менее агрессивным. Машин было меньше и шпана не интересовалась дошкольниками. В восемь лет я сбежал из дома после ссоры с бабушкой. Она кинулась за мной, но я бегал быстрее. Не в состоянии честно догнать меня, бабушка пошла на хитрость.

Она посулила мне игрушку, о которой я давно мечтал. Я сбавил обороты. Бабушка добавила еще кое-что из ассортимента «Детского мира». Я поторговался и повернул назад.

Моя наивность, беспринципность и жадность были наказаны. Я получил пару пощечин и больше ничего.

Так я понял, что никому нельзя верить. И еще: в нашей семье не принято врать. Иначе как бы я поверил бабушке? И как бы она тогда, бедная, меня поймала?

Куда я все-таки бежал, когда бежал всерьез? Почему смышленый вроде бы младшеклассник трагически не соображал, что никому не нужен, кроме нескольких родных взрослых людей?

Часто, растравляя душу, представлял себе, как тот или иной взрослый меня отчего-то ненавидит. Вероятно, чтобы не сообразить самого страшного – почти никому на земле попросту нет до меня никакого дела. Наверное, ребенку не стоит это понимать.

Потом настала подростковая обидчивость. И длилась долго, до женитьбы. Не раз и не два я хлопал дверью, прихватив с собой что-нибудь дорогое мне. Обычно – портативную пишущую машинку. Но уже в метро как-то быстро остывал, словно сместившись чуть в сторону, видел уже свою вину.

Двигался дальше скорее по инерции. И только оказавшись у друга или у тетушки, сразу звонил домой маме, чтобы не волновалась. И превращал побег в простой поход в гости с ночевкой. Похоже, я исчерпал страсть к побегам в раннем детстве.

Фотографии

В семь лет отец подарил мне фотоаппарат «Школьник». Пластмассовое чудо за шесть рублей. В него вставлялась большая пленка, из которой контактным способом – без увеличителя – печатались несуразно маленькие фотографии. Но я был совершенно счастлив.

Я шагал рядом с отцом и смотрел на знакомые дома по-новому. Я мог одним щелчком превратить их в свою полную собственность. Моими первыми сокровищами стали храм Василия Блаженного, Исторический музей и памятник Чайковскому около Консерватории.

Пленку в кромешной темноте надо было аккуратно ввинтить в спираль специального бачка. Одно неверное движение – и все загублено. Такая вот страшно ответственная стадия.

Потом сидишь в волшебной комнате с красным фонариком и едкими запахами и колдуешь. Пока на дне ванночки постепенно не проявится изображение. Отец завалил меня книгами, объясняющими процесс. Оптика, химия, механика. Я столкнулся с удивительным фокусом камеры-обскуры. С загадочным серебром и всем прочим, темнеющим на свету.

Вряд ли это могло сделать из меня хорошего фотографа. Но мне было совершенно необходимо понимать, как действует то, чем я пользуюсь.

Мне не нравилось снимать людей. Я вообще не хотел останавливать движение. Я как бы вступал в договор с натурой – она и так не двигается, значит, согласна остаться у меня в виде фотокарточки. Вскоре большую часть моего архива заняли московские церкви.

Отец посмеивался, мать удивлялась. Все вокруг были атеистами, и я был как все. Просто церкви были красивее соседних домов, вот и все.

Кино

Когда в Москву приехал «Фантомас», творилось такое! В сводной киноафише слово «Фантомас» найти было невозможно. Там стояло: «СЛЕДИТЕ ЗА АФИШЕЙ КИНОТЕАТРА». Но это уклончивое объявление никого не обманывало. В помеченный таким образом кинотеатр ехать не было смысла – его уже осаждала армия поклонников бритого налысо антигероя.

За мной зашли соседский Костик и его папа – дядя Игорь. Дядя Игорь, хитро улыбаясь, завез нас в дикую глушь, в клуб «Вымпел» на задворках «Динамо». Этот клуб не значился в сводной афише, но и там уже толпился народ. Дядя Игорь перестал улыбаться. Потом вдруг исчез и вернулся минут через семь с одним билетом. Один билет нас не выручал. И тут произошло чудо. Страждущие попросту продавили все кордоны, и, сметенные волной, мы оказались внутри кинозала. Как-то расселись, и…

Я обожал этот фильм начиная с титров, а может, и еще раньше. Как это произошло? Может, я знал кого-то, кто уже видел «Фантомаса», и заразился воздушно-капельным путем или из глаз в глаза? Вроде бы нет, иначе счастливчик не преминул бы пересказать нам фильм кадр за кадром. Похоже, по Москве ходили легенды, которые пересказывали невидящие невидящим.

Взрослые суеверно пугались, что мальчишки обязательно найдут в любимом фильме образец для подражания. Но ни я, ни кто другой из моих товарищей не стремился вжиться именно в Фантомаса, в Фандора или в комиссара Жюва. Пародийность самого героического из трех, слишком идеального «журналиста» Фандора была нам интуитивно ясна. Но отчего-то было важно, что Фантомаса, Фандора и профессора Моршана играл один и тот же Жан Маре. То есть там, на экране, происходила та же игра, но какая красивая! Быть Жаном Маре, правда, тоже никто не мечтал.

«Трех мушкетеров» я смотрел одиннадцать раз. Этот фильм шел скорее по ведомству любимой еды. Разве может показаться лишним сотый в жизни шашлык, даже малоотличимый от девяносто девятого?!

Вряд ли я сознательно хотел стать мушкетером и протыкать шпагой врагов после пустоватых словесных перепалок. Роман и фильм воспринимались как интуитивная метафора. Весь этот антураж – шпаги, плащи – был как бы несущественным. Хотя и ему мы воздали должное в дворовых побоищах. А что было важно? Встречный ветер, готовность не раздумывая броситься все равно куда… Присяга, клятвы, верная дружба.

«Вы так могущественны, монсеньор, что быть вашим другом или врагом одинаково почетно» – это так здорово сказано, что злодей Ришелье ничего не может сделать д’Артаньяну. Особенно в мире, где красота самоценна.

А еще было «Золото Маккены». Неимоверно прекрасные горы, идиотский окольный путь, стервятники и очаровательный негодяй Колорадо. И откровенно зарубежная песня на русском языке в исполнении Ободзинского.

И друг другу только шепотом: там показывают обнаженную женщину, мелькающую в толще воды. Одних этих кадров хватало, чтобы собрать всех мальчишек города в кинотеатре, и не по одному разу. Всего-то по тридцать копеек с носа! А в финале бессребреники увозили на лошадях полные сумки золота. В этом выражалась одна из мечт любого малолетки – нечаянно обогатиться, не желая того.

На этот сеанс билетов нет? Хорошо, дайте на следующий! И два часа гуляешь с приятелем вокруг кинотеатра – газировка, мороженое, восторженная болтовня о грядущем или предыдущем фильме. А помнишь – а помнишь… Конечно, помним. И кажется, навсегда.

Смерть

Когда мне исполнилось девять, у меня умерла бабушка. Мама сделала все, чтобы меня оградить: на пару недель меня отправили к отцу. Было интересно общаться с женой отца, женщиной старой закалки, иного воспитания.

Я старательно пытался перенять ее манеру поведения, не понимая, что это порода, а не манера, а породу перенять невозможно. Надо только надеяться на то, что у тебя постепенно, как карточка на дне ванночки, проявится собственная порода.

Было удивительно встречаться с мамой по вечерам на спектаклях – они с отцом работали актерами в образцовском театре.

Тогда спектакли отчего-то шли в помещении театра «Ромэн», в гостинице «Советской». Бутерброд с черной икрой стоил в буфете целых десять рублей. И однажды мне его купили.

Я вернулся домой с рассказами об этих увлекательных приключениях, а бабушки нет. Соседка, тетя Зина, пришла со мной поговорить. «Ты уже большой мальчик», – начала она. Как будто если бы я был хоть чуть-чуть поменьше, бабушка бы ни за что не умерла…

Мне было жалко бабушку. Не как сломанную игрушку или украденный велосипед. Гораздо больше.

Потеря, утрата – годились именно эти слова. Но сочувствия к бабушке, которая болела, мучилась, почему-то не было. Может, это и не предусмотрено для девяти лет…

Когда умер отец, мне было уже пятнадцать. Я не плакал. Не мог. Я утешал себя тем, что он очень мучился перед смертью – ему отняли левую руку – и что смерть для отца стала облегчением от страданий. Он доживал в семье сестры. Мы приехали туда с матерью. Я не знал, куда девать руки, куда девать себя.

– Я не знаю, как себя вести, – сказал я ей.

– Какая разница, – ответила она.

В тот же год заболел мой котенок. Я отнес его к врачу, он направил особую лампу на лапку, та засветилась красивым изумрудным светом. Приговор: стригущий лишай.

– Ты уже большой мальчик, – сказала мне мама. И котенка усыпили. История повторилась через пятнадцать лет. У другого котенка светилась уже не лапка, светилась практически вся шерстка.

– Надо усыплять, – строго сказал доктор, опустив подробности насчет того, что я большой мальчик, наверное, потому, что я и так был уже тридцатилетним бородатым мужиком.

– Вылечите его, – попросил я, – я дам вам триста рублей. Тогда это были огромные деньги.

– Тут дело не в деньгах, – сказал врач с непонятной гордостью. Мы помолчали.

– Ну что, будете оставлять котенка?

Мы вылечили его за пару недель. В основном йодом.

У меня самого давно трое детей. Я никогда не начинаю разговор с ними с фразы «Ты уже большой мальчик…».

Курортная жизнь

Часть Первая

Если выпало в империи родиться - лучше жить в глухой провинции у моря. Примерно такие строки мне вспомнились, когда мы вылезли из автобуса. Поселок представлял собой типичный пример глухой, по местным меркам, провинции. Ну с учетом того, что именно считается глушью на побережье Черного моря. Маленькая деревушка, в которой каждый сарай летом сдается понаехавшему народу из более северных областей родины. Отец подхватил чемоданы и повел нас в направлении моря, легко определяемом по запаху. Где-то там нас уже ждал "Отличный домик, рядом с пляжем, и недорого!", который отцу порекомендовал кто-то из знакомых. Так что мы ехали, предварительно созвонившись с хозяевами и точно зная где будем жить.

Нас ждали. Хозяйка, бабуля очень преклонных годов, показала нам здоровенный сарай с окнами в дальнем конце двора, почти скрытый разросшимися кустами:

Вона. . Тама жить будете... Только не перепутайте - ваша дверь слева.

При ближайшем рассмотрении сарай оказался явно двойного назначения. В смысле, был поделен пополам на две, гм. . квартиры. В нашей была одна большая комната с тремя кроватями - нам с сестрой по одной и родителям большая, шкафом и тумбочками, маленькая прихожая, она же, из-за наличия стола и электрической плитки, кухня... и все. Я, честно говоря, по восторженным описаниям ожидал большего. Вторая половина сарая, судя по всему, была точно такая же. Как сказала бабуля, там уже живут, но сейчас они на пляже.

На пляж отправились и мы. Сразу же выявилось первое неудобство - чтобы маме с сестрой переодеться, нас с отцом выгнали на улицу.

Ничего, вот вернемся - мы с тобой шкаф поперек развернем. - пообещал батя - Будет хоть какое-то подобие двух комнат.

Вообще настроение это нисколько не портило. На море мы последний раз были я уж и не помню когда. То времени не хватало, то денег... В этот раз все сложилось удачно, к тому же мы с Риткой в следующем году заканчивали школу - то есть ЕГЭ, поступление и все такое. В общем, не до отдыха будет точно.

Пляж, конечно, тоже оказался деревенским. Просто тянущаяся вдоль моря метров на сто полоса поросшего жухлой травкой песка. По краям берег поднимался, превращаясь в обрыв, оставляя у воды узенькую каменистую полоску, совершенно непригодную для отдыха. Народу, правда, хватало. Человек так пятнадцать развалились на полотенцах в разных позах, подставляя солнцу разной степени загорелости тела. Некоторое количество плескалось в воде, удивившей меня своей прозрачностью. Ну да, гадить-то особо некому. Мы с Риткой, конечно, первым делом окунулись. Мама с отцом в это время обустроили нам лежку, а потом и сменили нас в воде. Я развалился пузом кверху и принялся разглядывать окружающий народ. Ритка занималась тем же самым.

Ф-ф-фууу... - выдала она через некоторое время - Ни одного приличного парня!

А дома этот твой... как его... Димка кажется... приличный что ли?

Димка, последнее время крутившийся возле сестры, не вызывал у меня симпатии.

Сравнишь тоже... По крайней мере получше некоторых! - ткнула она меня кулачком в бок.

Надо сказать, вопреки распространенному в народе мнению о близнецах, мы с Риткой не были особенно близки. С определенного возраста у нее начались свои подружки и интересы, у меня своя компания. Так что про Димку я знал мало и потому спорить не стал.

А ну, двигайтесь! Разлеглись тут! - услышал я голос отца.

Они с мамой неслышно подошли, обнаружив, что мы с сестрой заняли все приготовленное на четверых место. Мама, уперев руки в бока, стояла напротив меня, всем своим видом выражая негодование. Я чисто из вредности не торопился освобождать им место, нагло уставившись на нее, непроизвольно оценивая мамину фигуру на фоне бледно-голубого неба. Волосы, собранные на затылке, открывали красивую шею, тяжелая грудь, поддерживаемая купальником, выдавалась вперед, живот, округло-выпуклый, внизу плавно переходил в скрытый трусиками лобок. Дальше трусики широкой полоской уходили между ног, не давая бедрам сомкнуться в самом верху, а вот ниже полноватые бедра соприкасались друг с другом, сужаясь к коленям и переходя в красивые лодыжки. Я подумал о Ритке - получалось что за вычетом возраста они были очень похожи. Пропорциями тела, манерой держаться... Формы вот только у Ритки были значительно скромнее, ну да с возрастом, наверное, появятся. Мои мысли прервал отец, бесцеремонно раскатив нас с сестрой в стороны.

Вот, так-то лучше! - родители улеглись между нами, почти вытеснив нас на траву.

Ну и ладно! - вскочила Ритка. - Федь, пошли в воду!

Вечером мы познакомились с соседями. Семья оказалась очень похожа на нашу, даже сын, Мишка, оказался примерно нашим ровесником, а вот его сестра Ира чуть старше. Не намного, на год или два. Точный возраст, конечно, никто выяснять не стал. По случаю знакомства устроили пир, на который пригласили и хозяйку. Бабуля охотно согласилась, поучаствовав здоровенной бутылью вина собственного изготовления. Заодно за столом оказался и еще один обитатель нашего двора, о котором мы не подозревали - бабулькин внучек. Парня традиционно с детства на лето отправляли сюда, и ему это давно надоело. Однако поступив в институт, он не был здесь уже года три, и вот приехал, решив вспомнить молодость. Теперь, судя по его виду, сильно об этом жалел.

В компании предков мы высидели едва ли час. Потом их разговоры о жизни в этом райском местечке (по мнению некоторых отдыхающих) или в этой богом забытой дыре (по мнению местных жителей) нам надоели. Молодежь переместилась на травку у забора, где, впрочем, мы тоже начали расспрашивать Олега как ему тут живется. Внучек безудержно жаловался на жизнь. Как выяснилось, раньше каждый год из таких как он тут собиралась теплая компания и было весело. Теперь же все выросли, закончили школу и разъехались кто куда, категорически не желая возвращаться к прежней жизни. В этом году из компании в десяток человек их оказалось здесь всего двое - он и еще какой-то Игорь. Его сюда сманил Олег, сам движимый приступом ностальгии и заразивший ею друга, за что теперь ежедневно выслушивал массу упреков. Одним словом - тоска. Мы громко сочувствовали и кивали, соглашаясь с каждым его словом, попутно пытаясь выяснить, какие тут есть развлечения.